«Он шел и думал о том, как часто приходится в жизни встречаться с хорошими людьми и как жаль, что от этих встреч не остается ничего больше, кроме воспоминаний. Бывает так, что на горизонте мелькнут журавли, слабый ветер донесет их жалобно-восторженный крик, а через минуту, с какою жадностью ни вглядывайся в синюю даль, не увидишь ни точки, не услышишь ни звука — так точно люди с их лицами и речами мелькают в жизни и утопают в нашем прошлом, не оставляя ничего больше, кроме ничтожных следов памяти. Живя с самой весны в N-ском уезде и бывая почти каждый день у радушных Кузнецовых, Иван Алексеич привык, как к родным, к старику, к его дочери, к прислуге, изучил до тонкостей весь дом, уютную террасу, изгибы аллей, силуэты деревьев над кухней и баней; но выйдет он сейчас за калитку, и всё это обратится в воспоминание и утеряет для него навсегда свое реальное значение, а пройдет год-два, и все эти милые образы потускнеют в сознании наравне с вымыслами и плодами фантазии.»
А. П. Чехов
«Верочка»
Летом 2019 года, после заката, в маленьком парке возле станции «Исани» [станция Тбилисского метро – прим. редакции], а еще точнее – вокруг скамьи под невысоким широкоствольным старым тутовым деревом собирались несколько людей и до самого утра пили водку, вино и пиво. Пару раз в неделю присоединялся к ним и я.
В этой компании, состоящей из людей, потерявших равновесие в смутные 90-е, и так и не сумевших прийти в себя, называвших все своими именами и превратившихся в настоящих пьяниц, я чувствовал себя очень комфортно и с интересом слушал их колоритные разговоры. Странно, но эти люди никогда не говорили матом, сколько бы ни выпили, не устраивали драку, и обращались друг с другом довольно-таки вежливо. Ни разу не видел я, чтобы они матерились, дрались или вели себя грубо. И это говорило о том, что пьянство их происходило ни от природы или лени, что это не было их добровольным выбором. Ничуть не оправдывая их, справедливости ради все же должен отметить, что в пьяниц их превратила беспомощность перед жесткими законами новой жизни после того, как развалился Советский союз, все резко переменилось и перевернулось с ног на голову.
Особенно хорошо запомнились мне двое из этой компании.
Первый то ли семь, то ли восемь лет просидел в тюрме в России. В Россиию он, подобно многим, подался в 90-е на заработки. Торговал там кожаными куртками. Говорил, что неплохо зарабатывал. Все было в порядке. Но однажды произошел какой-то глупый случай, и его посадили. Выйдя из тюрьмы, он несколько раз пытался начать новую жизнь, но ничего не получилось. Он очень любил Иисуса Христа, хорошо знал русскую литературу, ненавидел церковь и священников. Когда я говорил об Иисусе, этот человек переживал донельзя. Порой я проявлял жестокость и нагнетал скорбь, и, признаюсь, что его эмоциональная реакция на мои слова доставляла мне определенное удовольствие. Я подарил ему «Гугарк» в русском переводе, и он уловил практически все значимые для меня самого моменты. Особенно впечатлила его одна сцена…
В погожие дни воспитатели выводили нас, детей, во двор детского сада. Воспитатели разговаривали, сидя под абрикосовым деревом, а мы играли. Иногда, взобравшись на забор, глядели на прохожих. Детский сад стоял напротив старого клуба. Их разделяла широкая дорога. Во дворе клуба была чайхана, где собирались, в основном, свадебные музыканты и вышедшие на пенсию учителя. Те, у кого намечалась свадьба, заходили в эту чайхану, чтобы сговориться с музыкантами.
И вот однажды, взобравшись на забор, я увидел, что по тротуару на противоположной стороне дороги идет мой двоюродный брат. Я разволновался и громко позвал его. Услышав мой голос, он обернулся, помахал рукой и пошел дальше. Я должен был увидеть его всего через пять-шесть часов. Мы жили в одном квартале. О скучании по нему и речи быть не могло. Но то, что я увидел его с забора, то, как позвал его, как он обернулся, помахал и продолжил свой путь – все это почему-то опечалило меня до глубины души. И хотя с тех пор прошло много лет, и хотя за эти много лет в моей жизни произошли сотни и тысячи мелких и крупных событий, но и по сей день, при воспоминании о той сцене у меня мурашки по коже, и я точно знаю, что, даже если проживу еще тысячу лет, не забуду эту сцену. Почему? Не знаю. И для меня очень ценны такие сцены, не сыгравшие никакой роли в моей жизни, но навсегда отпечатавшиеся в памяти. И если я встречаю такого рода сцены в каком-то произведении, их атмосфера сводит меня с ума, бередит память, и, сам того не желая, я вспоминаю эту сцену без начала и конца, и все мое существо охватывает невыразимая, невыносимая печаль, я перестаю читать, закладываю книгу карандашом, закуриваю сигарету, а потом еще пью чай, чтобы успокоиться.
Нет, речь сейчас не идет о том, чтобы поделиться каким-то личным секретом или личной сценой. Поделиться личным секретом проще. Но тут речь идет о таких сценах, которые очень личные при том, что у них нет ни начала, ни конца, и они не сыграли ни малейшей роли в твоей жизни, но навсегда остались в памяти. Очень трудно описать их, придать художественную форму, обобщить, передать читателю их атмосферу и энергетику. При переносе на бумагу эти сцены, не сыгравшие никакой роли в твоей жизни, но навсегда оставшиеся в памяти, теряют, как минимум, семьдесят процентов своей энергетики.
Второй особенно запомнившийся мне член той компании пьяниц в советcкое время работал слесарем на каком-то заводе. После развала Союза завод закрылся, и человек этот остался без работы. Развелся с женой. Та каким-то макаром забрала у него квартиру, дала пинка и выставила на улицу. Чтобы прокормиться, он поехал в Турцию собирать фундук. И потерял там документы. В общем, много чего с ним произошло, и в итоге он стал пьяницей.
При виде меня он всегда говорил: «Ну вот, и ты присоединился к конченым людям». Вытаскивая из кармана рубашки деревянную расчестку с крупными зубьями, он то и дело причесывался, стараясь придать волосам как можно более приличный, нарядный вид. Его аккуратно причесанные волосы резко контрастировали с грязной засаленной рубашкой, мятыми покрытыми пятнами брюками, стоптанными туфлями и вообще со всем его босяцким видом. Зачем нужно было этому безнадежно конченому человеку носить в кармане расческу и постоянно причесываться? Пусть даже волосы его будут в идеальном состоянии – что от этого изменится? Всякий раз, когда он медленно, с удовольствием причесывался, я вспомнил мужчин, виденных мною в детстве. Когда я был маленьким, все без исключения мужчины, даже те, у кого на голове оставалось всего два-три волоска, носили в кармане расческу. Учителя, мастера, шофера, бухгалтеры, председатели колхозов, инженеры, директоры магазинов и заводов, партработники, подкаблучники, домашние тираны, ловкачи, лохи… Одним словом, все.
Точно помню, в нашей школе был старый учитель химии. Представьте, он преподавал еще мамам, папам, дядям, тетям всех учеников школы, и даже бабушкам и дедушкам некоторых. Очень строгим был. На его уроках стояла такая тишина, что слышно было, если муха пролетит. Если кто не учился или баловался, лупил кизиловым прутом, не разбирая, мальчик это или девочка. И жаловаться на него дома было совершенно бесполезно. На все жалобы, взрослые отвечали: «Джамиль муаллим понапрасну бить не станет. Наверняка, ты что-то натворил». Что означало: мы тоже в свое время были биты им, теперь ваша очередь, чем вы лучше нас? На голове у этого старого учителя оставалось всего несколько волос. Он отрастил их и накручивал на середину головы. Когда он хлестал учеников или делал какое-то резкое движение, эти несколько волосков разматывались и свисали до самого локтя. И он тоже всегда носил в нагрудном кармане своего черного пиджака расческу. Расческа и колпачок наводящей ужас красной ручки выглядывали из его кармана сантиметра на два.
Сейчас уже, кажется, число мужчин, носящий с собой расческу, резко сократилось. Интересно, с чем это связано? В чем причина? Наверно, мужчины больше не видят нужды причесываться. Хотя не знаю, может, причина в чем-то другом…
***
Мое присоединение к компании пьяниц произошло очень просто. Однажды, когда я, выйдя из метро, направлялся в сторону дома, ко мне подошел какой-то человек и попросил денег.
– С чего это я тебе должен деньги давать?
Он указал на людей под тутовым деревом и объяснил:
– Мы выпить хотим.
Подобная его откровенность очень понравилась мне. Если б он привел какую-то другую причину, я бы грубо от него отделался.
– Подождите здесь, сейчас приду.
Перейдя через дорогу, я вошел в круглосуточный магазин. Закупился, как следует, вернулся в парк и таким образом присоединился к их компании.
Этим летом я не видел ту компанию. Их исчезновение казалось мне очень странным. Думал, что, наверно, они отыскали себе какое-то другое место и собираются теперь там. Но четыре дня назад повстречался с одним из них в парке. Спросил, где они, и почему их не видно. Он ответил, что все умерли, кроме него. Выяснилось, что один из членов компании пошел в монастырь, оттуда его прогнали, а потом возле рынка Самгори его сбила машина. Второй подскользнулся в ванной и ударился головой об край унитаза. У третьего остановилось сердце…
Последний из пьяниц-могикан перечислил, кто как умер, а потом рассказал короткую древнюю притчу о бренности бытия и конечности всего живого. Предложил посидеть где-нибудь, выпить и помянуть усопших. Я очень вежливо отказался. День еще только начался. Я знал, что, коли начну пить, не смогу остановиться, застолье затянется до самой ночи, а весь следующий день придется бороться с похмельем. Раньше, сколько б я не пил, мне было пофиг. В крайнем случае, наутро слегка болела голова. Но от прежнего здоровья не осталось и следа. Теперь, стоит немного превысить норму, как на следующий день мучаюсь. Отсутствие аппетита, тахикардия и мрачные мысли изводят меня. Наутро после пьянки я ненавижу себя. Думаю, вот бы можно было повернуть время вспять, остановиться в такой-то момент и не пить больше.
Последний из могикан попрощался и пошел в сторону метро, а я рухнул на ближайшую скамейку и погрузился в размышления о жизни, смерти и человеческой судьбе. Были люди, а теперь их нет. Когда они родились, матери и отцы их радовались. Эти люди ходили в детский сад и школу, служили в армии, женились, жизнь их не сложилась, они стали пьяницами, а теперь все они умерли. Все так просто. Все так примитивно. Разве ж для того, чтобы так бесславно умереть, пришли они в этот мир? Да, похоже, что именно так – ради бесславной смерти… И есть лишь один способ переварить этот невыносимо тоскливый вывод. Мы должны прийти к выводу, что, если уж на земле живут миллиарды людей, значит, кто-то непременно должен бесславно покинуть мир. Не могут все умирать торжественно.
Погода была такой тихой, а воздух таким прозрачным, что видны были даже клювы летавших в вышине птиц. Возле мусорного бака недалеко от скамейки валялась бутылка из-под «Фанты». Вокруг нее вились большие осы. И глядя на этих ос, я вспомнил самый один из самых приятных дней своей жизни.
Однажды субботним днем, гуляя по городу, я повстречался с другом детства. Хотя «друг детства» звучит несколько пафосно – на самом деле, мы учились в разных школах, просто у нас было несколько общих знакомых. Но, несмотря на это, мы очень обрадовались этой встрече, и вскоре между нами завязалась искренняя чистая дружба. Такие дружбы обычно случаются в подростковом и юном возрасте. А потом бытовые проблемы, семья, дети, различные требования и потребности портят человека. Конечно, это относится не ко всем, но, к сожалению, в целом, ситуация такова.
Друг детства был не один. С ним было еще двое. Они сказали, что привезли в госпиталь раненого, и завтра обязательно должны вернуться в батальон. В тот день не произошло ничего особенного и экстраординарного, но мы чувствовали себя очень счастливыми. Помню, мы гуляли по бульвару, забавлялись на тогдашних простеньких игровых автоматах, к которым современные дети справедливо не проявляют никакого интереса и даже высмеивают, посмотрели фильм о звездных войнах в кинотеатре «Араз», поели куриный соус в кафе возле памятника Азиму Азимзаде и выпили чаю с черешневым вареньем. Несколько раз нас останавливал патруль и проверял документы. Документы были в порядке. Ночь мы провели на скамейке в парке Самеда Вургуна. Утром я отправился в военную школу, а они вернулись в батальон, то есть, на фронт. Вот и все. Больше ничего я не запомнил, но очень живо вспоминаю приятность, чистоту, энергетику того дня и то, как мы были счастливы. Несколько месяцев спустя я случайно узнал, что мой друг был ранен и умер в госпитале. Только сейчас я понимаю, что этот несчастный не успел повзрослеть, а так и оставался ребенком. Подбивая корабль на игровом автомате «Морской бой» на бульваре, он радовался, как малое дитя. Все это я пишу еще и к тому, что те, кто остался в живых, должны по возможности рассказывать другим об умерших.
***
Сидя на скамейке и глядя на ос, кружащих вокруг бутылки из-под «Фанты», я долго думал о жизни, смерти и судьбе. Пора было вставать. Я взглянул на наручные часы. И уже собрался было подняться, как вдруг увидел, что ко мне, прихрамывая, направляется один из уличных псов, с которыми я был дружен. Пес остановился прямо передо мной. Грустно посмотрел на меня снизу вверх. Этим взглядом он просил у меня помощи и поддержки. С его челюсти стекала кровь. Наверно, подрался или под машину попал. Я очень любил этого пса. Он был очень благородным. Когда раздавали кости, никогда не устраивал потасовку, а спокойно стоял и ждал своей очереди, никогда не отнимал еду у собак слабее себя. Я много раз проверял его. Раздавая кости, давал его долю самой последней. И все равно он не устраивал драку, не отнимал кости у слабых, а тихо ждал очереди. Давайте признаем, что отсутствие жадности – очень высокое качество хоть для человека, хоть для собаки.
Не думайте, что пес этот труслив. Вовсе не так. Однажды на его стаю напали чужие собаки. Все разбежались от страха, и лаяли со стороны, а он один встал перед ними. Я хочу сказать, что он сильный и смелый, и, если захочет, отнимет кости у собак слабее, устроит драку, нарушит очередь. Но он не пользуется своей силой и терпеливо ждет своей очереди. Обычный уличный пес. Школа, парта, доска, воспитание, образование, учителя, университет, книги по истории, литературе и философии – все это ему неведомо, а сколько в нем чести и благородства. Значит, некоторые качества, хотя усиливаются или слабеют в зависимости от обстоятельств, но должны изначально быть в крови, в природе.
У меня были дела в центре. А потом неплохо было бы прогуляться пешком часок-другой. Но я не мог оставить этого пса в таком состоянии. При взгляде на него у меня сердце разрывалось. Друг познается в беде.
Я позвонил своему знакомому зоозащитнику по имени Ираклий, рассказал ему о ситуации и попросил у него помощи. Он сказал, что сейчас находится в районе площади Свободы, и приедет через полчаса. Этот Ираклий очень странный тип. Настоящий идеалист. Собрал себе команду из таких же «чокнутых» и поднимает там-тарарам, стоит где-то пораниться уличной собаке или кошке. И у самого есть очень умный, чуть похожий на шакала песик, который иногда смотрит на тебя так внимательно и осмысленно, что аж теряешься. И немного пугаешься. Начинает казаться, что это и не собака вовсе, а человек, принявший обличие собаки, который вот-вот заговорит, задаст тебе какой-нибудь философский вопрос и поставит тебя в глупое положение.
Ираклий довел Тбилисский цирк до белого каления. Всякий раз, когда намечается представление, команда Ираклия проводит перед зданием цирка акцию против использования животных; выкрикивают лозунги, поднимают плакаты и называют дикостью то, что животные развлекают людей.
Но я не собираюсь сейчас перечислять все заслуги Ираклия. Заметка моя подходит к концу, я уже подустал, иначе охотно рассказал бы о нем подробнее. Но скажу коротко, что его прабабушка была француженкой. Еще до революции она каким-то образом попала в Тифлис, осталась здесь и вышла замуж за его прадедушку. Ираклий превосходно говорит по-русски. И самое странное, что учился он не в русской, а в грузинской школе. «Откуда ты так хорошо выучил русский?» — спрашиваю я его. Говорит, бабушка научила. Этот ответ меня не удовлетворяет. Потому что так великолепно знать русский язык, не учась при этом в русской школе, просто поразительно.
И в правду, ровно через полчаса Ираклий вышел из метро. Сразу же, приговаривая ласковые слова и поглаживая, в истинно профессиональной манере осмотрел и ощупал пса. Уверенно сказал, что ничего страшного нет. Позвонил знакомому ветеринару. Тот сказал, что занят и не может приехать, и чтобы мы сами привезли пса к нему в клинику. Но на какой машине мы могли отвезти туда этого уличного пса? Какой таксист на это согласится? К тому же, этот пес никогда в жизни не ездил в машине, и может впасть в панику. Сколько мы не думали, но никакой подходящий вариант в голову не приходил. Наконец, Ираклий позвонил в приют для собак и рассказал, как обстоят дела. А потом пожаловался мне на деятельность этого приюта: «Я намеренно не позвонил туда изначально. Не нравится нам, как они работают, плохо ухаживают за собаками. Представляешь, директором приюта назначили бывшего охотника, мы провели несколько акций и добились, чтобы его сняли. Кому только в голову пришло сделать его директором? Дурдом!»
Я проголодался. Купил в киоске возле метро печенья и яблочный сок. Примерно через сорок минут к парку подъехал служебный автомобиль приюта…
