«Насколько истинный этот феминизм?» – вопрошает она далее. Имеется в виду, возникло ли это движение по инициативе сверху (сюда можно отнести как государство, так и международных доноров) или оно само по себе? И, наконец, насколько самобытно и оригинально это движение? Все эти вопросы остаются открытыми.
В своем исследовании Волш подчеркивает, насколько важно разграничивать женский активизм и феминизм. Далеко не все активные женщины могут считаться феминистками. Да и не все активные женщины, занимающиеся гендерными вопросами, позиционируют себя как феминисток. И эта классификация позволяет лучше понять, что именно подразумевается в Азербайджане под понятием «феминизм», кто именно называет себя феминистками, кто, напротив, отказывается от подобного определения, и насколько вообще важно это разграничение.
Неправительственные организации, занимающиеся гендерными вопросами в Азербайджане, как правило, специализируются на этой теме под влиянием международных доноров. Самое интересное, что большинство женщин, работающих в таких НПО не называют себя феминистками и, более того, воспринимают феминизм как радикальное движение против мужчин, экстремизм, и угрозу для традиционного деления на мужчин и женщин. Одна женщина, занимающая административную позицию в такой организации, как-то сказала в интервью, что она «не феминистка, я защитник гендерного равноправия».
Волш утверждает, что значительная часть общественно-политической элиты Азербайджана воспринимает феминизм как разрушительную идеологию, направленную на то, чтобы посеять раздор между мужчинами и женщинами и выступающую против традиционных гендерных норм и семейного устройства. И одной из главных причин, формирующих подобное отношение, является официальная политика государства в отношении женщин и используемая при этом риторика. Участие женщин в общественной жизни принимается и допускается лишь до тех пор, покуда не становится «опасным» для традиционного формата семьи. Семья считается «компактной версией» нации, и потому любая угроза для семьи со стороны феминизма воспринимается как оскорбление нации и страны. И хотя на официальном уровне государство призывает женщин участвовать в общественной жизни и даже создает для этого определенные платформы, но при этом требует от женщин «держаться в рамках», и ограничивать свою личную жизнь, то есть – оставаться верными семейным ценностям. Это означает еще и то, что женщины, занимающиеся общественной деятельностью, могут решать лишь те гендерные вопросы, которые соответствуют «национальным интересам», и должны ставить «национальное единство» превыше всего.
Несмотря на все вышеперечисленное, Волш отмечает, что в Азербайджане все же есть люди, называющие себя феминистами и ведущие соответствующую детельность в небольших сообществах. Но, по большому счету, феминистки в нашей стране воспринимаются и преподносятся как «чокнутые, которых не надо принимать всерьез». Сами же феминистки в ответ на это, как правило, заявляют что-то вроде: “Да, я феминистка – я плохая девочка!”. И, несмотря на то, что многие жители страны придерживаются феминистических, по сути, принципов, разделяют феминистические взгляды и выступают за свободу женщин, но чаще всего, они не выражают эту свою позицию публично.
Одни опасаются проявить неуважение к старшему поколению и национальной культуре, другие считают гендерные темы слишком личными, третьи боятся навлечь на себя и свою семью общественный гнев. Вообще, для этой группы людей феминизм является, скорее, частью личной системы ценностей, нежели политическим движением.
Гендерные защитницы против феминисток: последствия шествия #8Marş
Волш проводила свое исследование еще до того, как в Баку было проведено шествие #8Marş и два других митинга феминисток, то есть – в период, когда азербайджанские феминистки еще только начинали сплачиваться и создавать единую сеть. И весьма примечательно, что уже тогда Волш смогла заметить отличие феминисток от гендерных защитниц. И если изначально эта классификация могла показаться несколько мутной, то теперь она уже совершенно четкая.
Шествие #8Marş и последовавшие за ним обсуждения в обществе не просто выявили различия между двумя этими группами – феминистками и гендерными защитницами – но также позволили разделить самих гендерных защитниц на две основные группы. А именно: гендерные защитницы сами по себе могут быть проправительственными и независимыми (иногда – оппозиционно настроенными). И если первые открыто нападают на феминисток, повторяя вслед за правительством мантру «семья-нация-государство» и называют феминисток пятой колонной, то вторые – то есть, независимые гендерные защитницы –ведут себя иначе. Они не только беспокоятся за семейные ценности и традиционные гендерные нормы, но также критикуют методологию и стратегию нового феминистического движения и высказывают опасения, что в долгосрочной перспективе это может навредить общему делу.
Итак, исследуя феминизм в Азербайджане, важно знать разницу между тремя этими группами – феминистки (среди которых тоже есть разные виды), проправительственные гендерные защитницы и независимые гендерные защитницы – и используемая ими риторика. И не стоит считать всю направленную против феминизма критику только лишь как заказ политического режима – такое восприятие может помешать правильному пониманию событий, общества и общественно-политической элиты. А последующие дискуссии и противостояния этих трех групп могут открыть перед гражданским обществом новые двери. И, естественно, со временем не исключены переходы из одной группы в другую и новые деления.
И последнее. Волш уделяет особое внимание господствующему в Азербайджане стереотипу о «хорошей девочке», который ставит перед женщиной жесткие ограничения во всех сферах жизни, начиная от права распоряжаться своим телом и заканчивая профессиональной деятельностью. Основываясь на работах других исследователей, Волш перечисляет следующие критерии, охватываемые этим стереотипом: «хорошая девочка» не курит, не пьет, не ходит в бары и ночные клубы, не живет половой жизнью до брака, хранит девственность и невинность, скромно одевается, выбирает «подходящую для женщины» профессию, и позволяет возлюбленному проверять ее телефон, электронную почту, аккаунты в соцсетях и вообще контролировать ее жизнь.
