А что можно сказать о музыке, о самом, пожалуй, абстрактном из искусств? Каковы были её функции — за исключением кантат и ораторий — и как она развивалась под идеологическим прессом?
Музыкальное произведение, как и любой человек, имеет свою жизнь и свою биографию: этот опус успешен, этот — трагичен, кто-то склонен к авантюре, а кто-то молчалив. Но одно правило незыблемо и никогда не нарушается: жизнь каждого композитора, как и его творчество, не могут находиться вне социально-исторического и политического контекста, который проявляется всегда, пусть и в различных формах.
Около 40 лет назад, 7 марта 1977 года в Большом зале Азербайджанской Государственной консерватории имени Узеира Гаджибекова (ныне Бакинская Музыкальная Академия) состоялась премьера «Сонаты для двух исполнителей» Фараджа Караева. Вскоре после концерта из Баку на адрес Секретаря ЦК КПСС Михаила Суслова, официального советского идеолога и «серого кардинала» Партии, было отправлено анонимное письмо, в котором говорилось следующее: «7 марта 1977 года в Большом зале Бакинской Консерватории состоялась идеологическая диверсия».
Михаил Суслов, один из самых мрачных представителей советской политической элиты и официоза, еще в 1948 г. во время кампании «Борьбы с космополитизмом» проявил себя крайне жестким проводником линии Партии, что затем продолжилось и в годы «холодной войны».
В брежневскую эпоху (1966–1982), именуемую «застоем», Суслов, обладавший исключительными полномочиями во всех сферах КПСС, включая Политбюро ЦК, целиком контролировал идеологическую сферу: культуру, образование и цензуру. Закоренелый и убежденный консерватор, он был главным инициатором преследований интеллектуалов после хрущевской оттепели, проявив себя как непримиримый оппонент любого свободомыслия. Преследование советского диссидентского движения, лишение А. Солженицына советского гражданства и длительная ссылка академика А. Сахарова были напрямую связаны с его именем.
И вот в ЦК КП Азербайджана из Москвы, из Центрального Комитета приходит запечатанный сургучом пакет, в котором находилось то самое анонимное послание из Баку. На листе стоял штамп: «Канцелярия Секретаря ЦК КПСС М.А.Суслова. Разобраться и доложить». Те, кто помнит то время, могут подтвердить, что ничего хорошего подобное письмо не сулило.
Об этом событии Фарадж Караев рассказал много лет спустя: «Как-то утром зазвонил телефон. Подняв трубку, я с удивлением услышал голос моего соученика по Консерватории, фаготиста Алхаза Алиева, с которым еще в школьные годы нередко на улице играли в футбол. Он был инструктором в идеологическом отделе ЦК КП Азербайджана и просил меня зайти к нему. Причины он не объяснил, чему я был несказанно удивлен».
Действительно, было, мягко говоря, удивительно получить вызов в ЦК человеку, никогда не бывшему членом Партии. Состоялось знакомство с анонимкой и разговор, после которого композитора оставило чувство удивления – оно было вытеснено другими, гораздо менее приятными чувствами.
«Алхаз сказал, что он не имел права рассказывать мне об этом письме. Но надо посоветоваться, — пояснил он, — как на это нужно отреагировать, как ответить и какие необходимо «принять меры». Что нам теперь делать, как выйти из ситуации? Как ты думаешь, кто может нам помочь?».
Фарадж Караев подумал о Председателе Союза композиторов Азербайджана Тофике Кулиеве, который был избран в эту должность 1969 г. и был хорошо известен в стране как автор популярных песен. Его репутация в высших кругах власти была достаточно высокой, и, скорее всего, именно он смог бы помочь в этом непростом деле.
Алхаз Алиев немедленно позвонил в Союз композиторов, но Председатель был в творческой командировке в Москве. Тогда он связался с супругой композитора Делярой-ханум, которая дала его московский номер телефона. Вкратце рассказав Председателю о сложной ситуации, Алхаз спросил, что, по его мнению, следует предпринять, как ответить на письмо из канцелярии грозного Суслова.
«Не волнуйтесь, я вернусь в Баку, мы что-нибудь придумаем», — таков был его ответ. После этого трубку взял Фарадж: «Мы ждем Вас, Тофик Алекперович!», на что услышал шутливое: «Ты бы лучше меня в ресторан «Баку» пригласил, чем такими известиями «радовать».
Сразу же после возвращения в Баку Председатель вызвал Эльмиру Аббасову — кандидата искусствоведения, одного из самых велеречивых музыковедов и попросил ее подготовить рецензию на Сонату, чтобы отправить текст в Москву.
Позже Фарадж Караев говорил об этой рецензии так: «Язык музыковедения для меня вообще непростой и загадочный, и, сколько я ни пытался проникнуть в суть написанного, у меня ничего так и не получилось. Было невозможно понять ни ход мыслей автора, ни ее логику. Тем не менее, текст сработал! Были в нем и меткие попадания. Например, в конце второй части Сонаты звучал звук детского плача, записанный на магнитофон, и здесь автор рецензии, ссылаясь на эти звуки, вспоминала события Великой Отечественной Войны и говорила о трагедии, постигшей всех матерей необъятной страны».
Тофику Кулиеву рецензия очень понравилась, к ней он добавил также характеристику Союза композиторов на автора Сонаты и отправил материал в канцелярию Суслова. Ответа оттуда не последовало, проблема, судя по всему, была решена.
Эти события в какой-то степени повлияли на судьбу произведения. Медитативная четырехчастная композиция с использованием пуантилистических, серийных и алеаторических техник была написана для двух исполнителей, пианистов Джахангира Караева и Акифа Абдуллаева. Позже это сочинение было исполнено в Москве, Ленинграде, Киеве, Тбилиси, Ереване, в городах Европы, но в Баку во второй раз было исполнено только через 25 лет — в 2003 г. на Международном фестивале современной музыки “SoNoR Teller” пианистами Самиром Мирзоевым и Юрием Сюткиным.
Еще одно подобное событие в академической музыкальной жизни Азербайджана произошло позже, в 1986 г., уже во времена «Перестройки». Случилось это во время проведения Первого фестиваля современной музыки имени Кара Караева.
Но это уже тема другой статьи.
